Когда наша семья жила в Чикаго, моя жена руководила социальной программой для неимущих стариков из самых бедных городских слоев населения. Каждый вечер наш разговор за ужином звучал примерно так:
“Как прошел день, Джанет?”
“Тяжко. Вначале работала с бездомной семьей из Линкольн-Парка. Представь себе, они не ели три дня. Потом узнала, что умерла Пегги Мартин. Ей было девяносто девять лет. Потом пришли сказать, что какие-то хулиганы взломали дверь церковного микроавтобуса и измарали все своими надписями”.
Подробно рассказав обо всех происшествиях, Джанет спрашивает, как прошел мой день. “Ой, дай подумать. Что сегодня было? Весь день просидел, глядя в дисплей компьютера. Ах, да — я нашел чудесное прилагательное!”
У нас с женой совершенно разные характеры и абсолютно непохожий распорядок дня. Джанет — живая, открытая, общительная — работала в отделении своей благотворительной организации, которая располагалась на Хилл-стрит. Этот мрачный район получил известность, благодаря телепередаче “Блюзы Хилл-стрит”. Дни ее были заполнены приключениями. Джанет встречалась со многими людьми, видела разные ситуации и разные судьбы. Бывало, что она кормила до семидесяти человек одновременно. Почти каждый день ей приходилось иметь дело с несколькими десятками клиентов. Каждый из них требовал времени и великого терпения.
После нашего переезда в Колорадо Джанет пошла работать в больницу для неизлечимо больных. По данным статистики, большинство пациентов этой больницы умирает в течение десяти дней. Теперь Джанет рассказывает дома о том, как люди переносят горе. Это потрясающие истории о мужестве, гневе, страхе или отчаянии — о страстях, сопровождающих горе.
Я же, будь то в Чикаго или Колорадо, сижу дома, в своем уютном кабинете, и смотрю на экран компьютера, мучительно подыскивая нужное слово. (Пока компьютеры умеют только набирать слова, но еще не научились подсказывать их). Главное “событие” моего дня — визит почтальона. Иногда звонит телефон. Где-то раз в неделю я встречаюсь с кем-нибудь за ужином. Будни писателя никак не назовешь яркими.
Вы не представляете себе, какое я ощутил волнение, прочитав описание писательского труда в книге Филиппа Рота, “Писатель”:
“Я переделываю предложения. Это моя жизнь. Я пишу предложение, а потом сижу и переделываю его. Потом я вчитываюсь в него и переделываю опять. Обедаю. Возвращаюсь и пишу еще одно предложение. Затем перечитываю эти два предложения и начинаю их переделывать. Потом ложусь на диван и начинаю думать. Затем встаю, выбрасываю написанное и начинаю все сначала”.
Эти слова в точности описывают мою жизнь. Когда-то меня угнетала огромная разница между моим образом жизни и жизнью моей жены. Я дотошен в самоанализе и часто терзаюсь сомнениями. В те дни я был склонен принижать ценность своей работы. В глубине души я ощущал, что мог бы приносить больше пользы людям. “Джанет реализует на практике все то, о чем я пишу,” — полушутя говорил я своим друзьям. Как-то само собой, без слов подразумевалось, что мое занятие менее полезное, менее ценное, чем ее труд.
Наверное, это еще один вариант “комплекса домохозяйки”. Я целый день сижу дома, а поэтому вижу очень мало из того, что происходит вокруг. Очень трудно убедить себя, что моя повседневная работа приносит какую-то пользу миру или хотя бы какому-то одному в нем человеку. Да, я получаю письма от читателей, но они относятся к тому, что написано раньше, и уже не имеют прямой связи с тем, над чем я работаю сейчас. Я не вижу прямых результатов своего труда. В этом заключается главное отличие моей работы от того, что делает моя жена: она видит выражение лиц, глаза человека, которого накормили; бездомного, которому дали приют, или скорбящего, которого утешили.
Кроме того, истории, которые Джанет рассказывает по возвращении домой, полны таких захватывающих подробностей, которые заставят побледнеть от зависти любого писателя. Например, я вспоминаю, как она навестила в больнице одну пациентку. Бьюла родилась в 1892 году. Ее мать была рабыней. После отмены рабства она осталась работать на той же плантации. В детстве Бьюла играла вместе с детьми богатых белых родителей. Позднее она оставила плантацию и уехала в Новый Орлеан. Потом перебралась в Теннеси, затем в Чикаго. Ей уже исполнилось семьдесят два года, когда Конгресс США принял первый закон о гражданских правах!
Как-то Бьюла разговорилась с Джанет. Он рассказала моей жене историю всей своей жизни от раннего детства, которое прошло у пристаней Миссисипи. Назовите любое крупное событие двадцатого века, будь то первая и вторая мировая войны, великая депрессия или русская революция, и Бьюла обязательно припомнит какую-нибудь связанную с ним историю.
Я слушаю эти рассказы и думаю про себя: “Будь у меня такая работа, как у Джанет, мне всегда нашлось бы, о чем писать”. Но вскоре, отрезвленный реалиями жизни, я вношу в свои мечты поправки: “Беда, Филипп, заключается вот в чем. Во-первых, ты был бы самым плохим работником, приди ты работать на место Джанет; а во-вторых, у тебя бы не осталось времени на книги”. Поэтому наутро, позавтракав, я опять отправляюсь в кабинет. И провожу еще один день за клавиатурой компьютера, и стук клавиш напоминает вечерние звуки цикад.
Со временем я понял, что отличия между нами — в характере, взглядах и образе повседневной жизни — являются, по сути дела, огромной движущей силой. Джанет дает мне возможность увидеть тот мир, о котором я почти ничего не знаю. Это вдохновляет меня, дает новый импульс в работе. Когда жена рассказывает мне о том, как она стремится вернуть надежду людям, у которых осталось так мало, это испытание и для моей собственной веры. Иногда, как, например, сейчас, ее рассказы дают мне материал, который я использую в своих книгах.
Я же, со своей стороны, могу предложить Джанет спокойствие, вдумчивость и уравновешенность. Я стараюсь, чтобы наш дом стал тихим убежищем, где она могла бы залечить душевные раны, обдумать планы и набраться сил для той борьбы, которая ожидает ее завтра. (И вновь мне вспоминается “синдром домохозяйки”. Разве не то же самое предлагают жены своим занятым мужьям вот уже столько веков? Только у нас прямо противоположная ситуация).
Не случайно говоря о Церкви, Новый Завет использует образ человеческого тела. Это “тело,” состоящее из многих членов, каждый из которых наделен разнообразными функциями, в состоянии добиться намного большего, чем каждый из его членов в отдельности. Отдельные органы человеческого тела могут иметь явные “недостатки”. Например, человеческому глазу не дано знать об осязании или слухе. Он только видит. Но в силу своей специализации орган зрения в огромной степени способствует общему восприятию всего организма. Одноклеточная амеба, например наделена достаточным зрением, чтобы укрыться от света, но не более того.
Нечто подобное, с моей точки зрения, можно сказать и о браке. Я больше не рассматриваю работу Джанет через призму соперничества. Скорее, я не перестаю удивляться нашей разнице в темпераменте, восхищаться щедрым запасом духовных сил, который позволяет жене целыми днями работать в такой обстановке, где я бы, наверное, сошел с ума за один день. Я научился гордиться работой моей жены, рассматривать ее как часть моего собственного служения Богу. Я всеми силами помогаю Джанет, я выслушиваю и поддерживаю ее.
Я молюсь за Джанет, ищу возможности помочь ей выполнять такую трудную и чудесную, я бы сказал, святую работу. Мои же будни…, наверное, вы найдете меня за компьютером. Я смотрю слегка осоловелыми глазами на дисплей и мечтаю о великих романах, которые мог бы написать, проводи я время не в своем кабинете, а на Хилл-стрит.
No comments:
Post a Comment