Глава 44. Предсказание о страшном суде

Всякий год с приближением Пасхи я мысленно обра­щаюсь к событиям недели, которая оказалась одновре­менно и самой го­рест­­ной, и самой радостной во всей земной жизни Иисуса. Верб­­ное воскресенье, Вечеря Господня, Страстная пят­ница, Пасхаль­ное воскресенье — все эти события сохра­нились в памяти Церкви Хрис­товой. Есть, однако, еще одно событие той же недели, сто­ящее совершенно обособленно от остальных. Речь идет о бе­­се­де на горе Елеонской (Лук. 21; Марк. 13; Матф. 24), которую, без­условно, можно назвать “пророчеством о страшном суде”.

Один из учеников Иисуса, осматривая храм Ирода и впе­чат­­ленный его мощью, неожиданно заметил: “Учитель! Посмот­ри, какие камни и какие здания!” (Марка 13:1). Это было своего рода беглое замечание, которое можно услы­шать от человека, впервые попавшего в большой город. В ответ Иисус Христос неожиданно произнес одну из ярких и пространных пропо­ве­дей, в которой встречаются как яркие образы, так и пророчества о том, что ожидает учени­ков и всю нашу планету.

Эти огромные камни будут разрушены — все до единого. Так начал Иисус Свое наставление. Более того, произойдут земле­трясения, будет голод. Звезды падут с небес, померк­нут солнце и луна... Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою. Ибо в те дни будет такая скорбь, какой не было от начала творения, которое сотворил Бог, даже доныне, и не будет”.

Я вижу пред собой учеников, только что переживших триумф Вербного воскресенья, еще достаточно возбуж­денных, ибо некоторое время тому назад Христос совершил очищение храма. Я живо представляю картину, как они недоуменно и в изум­лении переглядываются между собой. Они смущены! О чем это говорит Иисус? Чем вызваны эти парадоксальные размышления?

Комментаторы Писания склонны уделять основное вни­мание подробностям и деталям этого пророчества. Их прежде все­го интересует смысл удивительных слов о “мерзости запус­тения”; они стремятся выяснить, кто же именно скрывается под определением лжехристов и лжепророков. Истолкователи хоте­ли бы понять, какие в точности знамения возвестят о нас­туп­лении последней ночи нашего мира. Я же, читая слова Иисуса, прежде всего испытываю потрясение от эмоцио­нальной силы его про­ро­­чества. Меня меньше интересуют его подробности. Проповедь на горе Елеонской, на мой взгляд, более обращена к нашим чувствам и эмоциям. Собственно, она также раскрывает то эмо­цио­­нальное состояние, в котором пребывал Сам Иисус в пред­­дверьи тяжкого испытания, которое должно было про­изойти в Его жизни.

Мы ощущаем тревогу, пронизыва­ющую всю про­поведь Спасителя. И это не уди­ви­тельно, ведь произ­носит ее Иисус все­го лишь за несколько дней до предстоящих мук. Как бы это стран­но ни звучало, но меня неко­торым образом утешает тот факт, что Иисус относился к боли так же, как и я, — Он страшил­ся неизбежных страданий и, наверное, хотел их избежать. Вспом­ните Его молитву в Гефсиманском саду. Иисус Христос не говорил: “Благодарю Тебя, Отче, за возможность пострадать”. Нет, напротив, мы читаем: “Пронеси эту чашу мимо Меня”. Триж­ды Иисус просит об этом Отца. Спаситель молится, и капли пота стекают по Его лицу, подобно каплям крови. В Посла­нии к Евреям мы читаем, что Иисус молился “с сильным воп­лем и со сле­зами… Могущему спасти Его от смерти” (5:7). Но, по за­мыс­лу Божьему, Он не будет избавлен от смерти. И осоз­на­ние этого, очевидно, острой болью отзывалось в Его душе.

В словах Иисуса я ощущаю также и сострадание. “Бегите в горы,” — в тревоге говорит Он ученикам. “Горе же беременным и питающим сосцами в те дни!” — восклицает Иисус. Писа­тель­ница Мери Гордон вспоминает, как подростком она впер­вые услышала эти слова в церкви и тут же инс­тин­ктивно ощутила это сочувствие Иисуса к жен­щи­нам: “Я знала, что хочу иметь детей. Я чувствовала, что эти слова обращены ко мне. Сейчас я часто думаю вот о чем, — а много ли мужчин задумались бы в такой ситуации о тяготах бере­менных и кормящих ма­те­рей?” Дальше Мери говорит, что, по ее мне­­­­­нию, Иисус является “един­ст­­­­­­венным подлинно любя­щим ге­­­­ро­ем во всей миро­вой лите­ра­туре”.

В самой мрачной части про­­­ро­чества мы постигаем состра­дание Христа к участи учеников. — Он говорит , не скрывая от Своих последователей того, что впереди их ожи­дают всевоз­можные бедствия и злосчастия. Читая слова Иисуса, я поневоле вспоминаю яркую сцену из романа Сузако Ендо “Молчание”. Связанного португальского миссионера застав­ляют смотреть, как охранники-самураи пытают японских христиан, а затем одного за другим швы­ряют их в море. Жесто­кие самураи клянутся, что бу­дут про­должать убивать до тех пор, пока священник не отре­чет­ся от своей веры. “Он пришел в эту страну, чтобы положить свою жизнь за других. Вместо этого японцы один за другим отдавали свои жизнь за него”.

Насколько же тяжко было Христу Спасителю! Своим про­­ни­­кающим в будущее взором Он видел ужасные последствия того, чему Он Сам положил начало. Тяжкие последствия не только для Него, но и всех тех, кто доверился Ему, стоял рядом — для самых близких Его друзей. “Предаст же брат брата на смерть, и отец — детей; и вос­ста­нут дети на родителей и умертвят их. И будете ненавидимы всеми за имя Мое”.

И, наконец, в проповеди на горе Елеонской я слышу слабый от­­звук ожидания. “Тогда увидят Сына Чело­ве­ческого, грядущего на облаках с силою многою и славою”. По мере того, как Иисус по­­­вествует о вселенском потря­сении, которое должно постиг­нуть мир и все сущее, накал Его слов все больше и больше возрастает.

Случается иногда (наверное, и вы встречали таких людей), что читатель, соприкоснувшись с этими сложными, зашиф­ро­ванными библейскими текстами о “последних днях,” испытывает не столько утешение, сколько замеша­тельство. Но если прочи­ты­­вать этот фундаментальный отрывок в общем контексте, в свете того, что через нес­колько дней Ему предстоит умереть, я куда лучше начинаю понимать, почему эта проповедь включена в Евангелие и почему Спаситель должен был про­ро­чествовать об этих событиях. Иисус есть Агнец, Которому пред­стоит идти на заклание, и Он не может покинуть Своих учеников, не известив их о будущем. “Агнец вернется,” — обещает Спаси­тель. На сей раз Он явится в силе и славе, чтобы решительно поло­жить конец той борьбе, которая не стихает со времени изгнания первого человека из Едема. Речь идет о борьбе, которая неизбежно угрожает бедами Его возлюбленным друзьям.

В Откровении Иоанна мы встречаем парадоксальное соче­та­ние казалось бы несовместимых слов — “гнев Агнца”. Вне всякого сомнения, эти слова относятся ко вто­ро­му пришествию Иисуса. Тварный мир содрогнется в последних конвульсиях в тот момент, когда окончательно будет изго­ня­ть­ся зло. И тогда Пилат, Ирод, Каиафа и все их последователи сполна получат заслуженное. Собс­твенно, как и все мы.

Тяжкое бремя довелось нести Иисусу. Он знал будущее, хотя, по Его же словам, не во всех подробностях. Пропо­ведь на горе Елеонской, произнесенная Спасителем в последнюю неделю Его земной жизни, переносит это бремя на нас. Многое оста­ется скрытым, непостижимым и неяс­ным. Иисус сообщает нам о грядущих бедствиях перед кончиной мира ровно столько, сколь­­ко нужно для того, чтобы быть духовно готовыми к пред­стоя­щим эсхато­логическим событиям.

“А если бы сегодняшняя ночь была последней ночью ми­ра?” Такой вопрос задает Джон Донн в своем сонете, побуж­­да­ю­щем к размышлениям. Тревога, сострадание, ожи­дание — соединенные воедино все эти противоречивые чувства в пол­ной мере отражают то, как мы относимся к грядущему дню Страшного суда.