Глава 26. Необычный пророк из Праги.

Вне всяких сомнений, президент Чешской республики Вацлав Гавел — одна из ярчайших звезд на восточно­ев­ропей­ском го­ризонте. Несколько десятилетий тому назад он был известен как автор пьес абсурда, творивший в тра­ди­­циях Фран­ца Кафки. Когда ком­муни­­с­тическая идеоло­гия опол­чилась против его произ­ве­дений, писа­тель облекся в мантию диссидент­ству­ющего интел­лектуала. В Чехосло­вакии произ­ведения Гавела — его пье­сы, статьи и книги — были под запре­­том. Против писа­те­­ля сфаб­­­­­ри­­­ковали дело по обвинению в подрывной деятель­ности и хулиганстве и бро­сили в тюрьму. Именно там он обрел глубо­кое понима­ние нравственного и даже духовного облика своей страны.

В течение долгих лет советской оккупации взгляды и наде­жды чешского писателя представлялись наду­манными и неосу­ществимыми. Но наступил 1989 год, и Чехо­сло­ва­кия вместе с другими странами Вост­очной Европы сбросила иго коммунис­тического правления. Освобожденная страна избрала Гавела сво­им руко­во­дителем. Зачем было худож­ни­ку и интеллектуалу, герою диссидентского движения, марать руки в поли­тике? Ответ на этот вопрос дает сам Гавел: “Одна­ж­­ды я поп­росил одного сво­его друга, чудес­ного чело­ве­ка и прекрасного писателя, занять определен­ный пост в прави­те­ль­ст­ве. Он отказался, мотивируя свое решение тем, что писа­тель должен оставаться неза­виси­мым. Я ответил, что если все примут такое решение, в конце концов, никто не будет не­­за­ви­симым, поскольку в политике не будет людей, способных обеспечить независимость, способ­ных защитить ее.”

Гавел оказался наиболее ярким из всех руково­ди­телей быв­ших коммунистических стран. Как президент он добил­ся наи­боль­­ших успехов, возглавляя движение Чехослова­кии к независимости. Естественно, что в ходе этого процесса возни­кали сложности. К своему глубо­кому сожале­нию, Гавел вынуж­ден был согласиться со стремлением словаков отде­лить­ся и обра­зовать собст­вен­ное государс­тво, что привело к расколу Чехос­ловакии. Он ушел в отстав­ку с поста прези­ден­та страны и тут же был избран вновь, теперь уже главой только что обра­зо­ванной Чешской республики.

В отличие от большинства политиков Вацлав Гавел всегда настаивал на абсолютной честности. Какое-то вре­мя на телеви­дении была еженедельная программа, в ходе кото­рой президент стра­ны отвечал на все задаваемые ему воп­росы. По вечерам из­вест­­­­­ного всей стране писателя и поли­тика можно было встрети­ть в ресторанчиках и пивных Пра­ги. Одетый в джинсы, от­кры­­тый для общения, он с удо­вольстви­ем беседовал с граждана­­ми сво­ей стра­ны. Этот человек весьма аргументи­рованно­ убеж­дал в необходи­мости более глубоких изменений в полити­ке.

На мой взгляд, приверженность Вацлава Гавела к правде и непреходящим ценностям нравственности лучше всего подтверждает его инаугурационная речь, первое обращение к народу Чехословакии, с которым президент выступил в канун нового 1990 года. Вот некоторые выдержки из этой речи:

“В течение сорока лет, вплоть до сегодняшнего дня, вы слышали из уст моих предшественников одно и то же за­явление с некоторыми вариациями. Суть этого заяв­ле­ния заключалась в том, что наша страна процветает; что произве­де­но столько-то миллионов тонн стали; что мы доверяем своему прави­тельству, и что впереди нас ждут блестя­щие перспективы… Думаю, вам вряд ли понра­вилось, если бы я как глава госу­дар­ства обратился к вам с подобными же лживыми заявлениями...

Наша страна отнюдь не процветает. Огромный тво­р­­ческий и духовный потенциал наших двух народов исполь­зу­е­т­ся далеко не лучшим образом. Целые отрасли промыш­лен­ности произ­во­дят никому ненужную продукцию, в то время как существует ост­рый дефицит самых необхо­димых товаров. Государство, име­­­но­вав­­шее себя страной рабочих, унижало и эксплуатировало рабочих. Мы испортили землю, реки и леса, доставшиеся нам в нас­­­ле­д­ство от наших предков. Сегодня экологическая ситуация в нашей стране — самая худшая в Европе. Продолжи­те­ль­но­сть жизни в нашей стране одна из самых низких. Существующий режим, вооруженный идеологией надменно­с­­ти и нетерпимости, низвел человека до уровня произ­вод­ствен­ной единицы, а при­ро­ду — до орудия производс­тва. Таким образом, он осквернил при­роду, нарушив естественное равновесие между эколо­ги­чес­кими системами биосферы.

… Но это еще не главное. Самое худшее заключается в том, что мы живем в государстве с отравленной нравственной ат­мосферой. Мы тяжело больны нравственно, поскольку привыкли говорить одно, а делать другое. Мы научи­лись ничему не верить, мы научились быть безраз­личными друг ко другу, мы научились думать только о себе. Такие понятия, как любовь, дружба, состра­дание, гуманность или прощение утра­ти­ли свой смысл и содержание. Для многих из нас они стали свое­го рода чудачеством или воспри­ни­мают­ся такой же баналь­ной и привычной формой, как традиционное приветствие, нес­колько смешной в наш век компьютеров и космических кораблей…

Наше недавнее прошлое и особенно последние шесть не­дель мирной революции доказали, насколько глубокие пере­мены произошли в нравственной и духовной сфе­рах, в какой глубо­кий сон были погружены гражданские чувства нашего об­щества, прозябающего в атмосфере навя­зан­ной нам апатии…. Повсюду в мире люди удивля­ются той чудесной силе, которая позволила нам всего лишь за несколь­ко недель циви­ли­зо­ван­ны­м и мирным путем сбросить со своих плеч гнет тоталитарной системы….

Да мы и сами этому удивляемся. И спрашиваем себя, откуда же в нашей молодежи, никогда не знавшей другой системы, поя­­вилось такое стремление, такая жажда исти­ны, откуда эта тяга свободы, откуда такая политическая инфор­ми­рованность….

Думаю, что есть два основных источника, обус­лови­вших эту ситуацию и открывающих новые перс­пек­­тивы и надежды. Чело­век не является продуктом исключи­тельно внешнего мира. Он всегда способен соот­нести себя с чем-то большим, выхо­дящим за пределы этого мира. Эта способность сохраня­ется в нем, не­смот­ря на система­тические попытки внешнего мира искоренить ее.

Во-вторых, те гуманистические и демократические тра­ди­ции, о которых так много и впустую болтали, дре­мали где-то в глубоком подсознании и передавались от одного поколения к другому, чтобы в нужный момент пробу­диться в каждом из нас и вылиться в действие…

Наш первый президент начертал когда-то: “Иисусу, но не кесарю”… Сегодня в нас возродилось пони­мание этой ис­тины. Может быть, мы даже полу­чим воз­­можность рас­прос­транить ее дальше, внеся, таким образом, новый элемент в европе­йскую и мировую политику. Если мы только пожелаем, то вне сомнений, любовь, стрем­ление к пони­манию, духовная и интеллектуальная силы могут исходить из нашей страны постоянно. Это может стать нашим вкладом в мировую политику…

Чехия — маленькая страна, но, несмотря на это, мы были ду­хов­ным перекрестком Европы. Почему бы нам вновь не стать им? Разве это не будет нашим вкладом, позволяющим отплатить добром другим народам за по­мощь в моменты, когда мы нуж­дались в ней?”

Далее Гавел обращается к своей конкретной поли­ти­­чес­­кой программе: провести справедливые и мирные выборы; обес­пе­чить лучшие условия для детей, стариков, женщин, инвалидов и незащищенных членов общества; объявить широкую амнистию для заклю­ченных. “Я прошу общество не бояться выпущенных на свободу заключенных, не осложнять им жизнь непри­язнью, но помочь им в христианском духе реабилитироваться по воз­вращении в нашу среду. Помогите им найти в себе то, что они потеряли в тюрьмах: покаяние и стремление к честной жизни”.

Надолго запомнился мне юмор, которым в избытке была насыщена речь Гавела. Но прежде всего меня поразила неви­дан­­ная откровенность и честность самой речи. Не могу себе пред­­­­стави­ть американского политика, способного на подобно­е выс­тупление. Поневоле в голове возникали весьма циничные мыс­­ли. Пройдет определенное время, пока еще неопытные лидеры Восточной Европы поймут, что цель политика заключа­е­тся в том, чтобы добиться переизбрания, но никак не в выяс­не­нии истины. И все же Вацлав Гавел был переизбран на пре­зи­­­­дент­ский пост, хотя все время говорил правду.

Духовная сторона этого президентства выглядит еще более необычно, чем политическая. Человек, который обрел известность как автор пьес абсурда для театра, давал клятву вести свою страну к духовному обновлению на основе христианских цен­ностей. Чехи праздновали это событие на улицах, поскольку впервые за четыре деся­тилетия христиан­ские богослужения транслировались по государственному телевидению, а рождест­венские хоралы звучали по радио. (Поразительно, в это время амери­канские суды всерьез рас­сма­т­­­ривали законность рождест­венской символики в городских скверах).

Стремление Гавела к высоким нравственным ценно­стям не ограничилось его инаугурационной речью. Он постоянно напо­минает своим согражданам о предоставлен­ной им возмож­ности служить духовным перекрестком Европы. Чешский пре­зидент — один из немногих европейских лидеров, которые по­сле­до­ва­тельно выступали за вмешательство в гражданскую войну в Югославии с целью прекращения там бессмыс­ленного кро­во­пролития. Когда Вацлав Гавел посетил Соеди­нен­ные Штаты, ему представилась редкая возможность выступить на объеди­нен­ном заседании Конгресса. Речь извест­­­­но­­го евро­пейского лидера больше напоминала проповедь, чем поли­тическое обращение.

Гавел признает, что еще не определился в своих рели­ги­оз­ных убеждениях. Он верит, что “все это — жизнь и наша Все­ленная — образовалось не само по себе и не просто из себя.” “Я ве­рю, — подчеркивал президент, — что ничто не ис­чезает бес­след­но, и уж менее всего — наши дела…. Я стре­млюсь жить в духе христианской нравственности, но это не означает, что я стал убеж­­денным верующим хрис­тиа­ни­ном”.

Гавел пока что нащупывает свой путь к Богу. Он не молится, не посещает регулярно церковные богос­лу­жения. Однако этот человек с гордостью вспоминает участие в тайных мессах во время своего тюремного заключения. Гавел не может пред­ставить себе Бога как Личность. Он еще не может “полностью внут­ренне” принять Христа как Сына Божьего. Но при этом чешс­кий президент верит в трансцен­ден­­тное. Вот как он опре­деляет это: “Я верю в то, что надо мной есть великая тайна, в ко­то­­рой сосредоточен весь смысл и наивысший нрав­ственный авто­ритет. Я верю, что событие, называемое “миром,” имеет более глубинные порядок и смысл, а поэтому не есть прос­то на­бор маловероятных слу­чай­ностей. Я верю, что в своей жизни я стремлюсь достигнуть пределов, которые далеко отстоят от меня. Я верю, что во всех своих делах и поступках я каким-то об­­­­разом сопри­каса­юсь с вечностью”.

Гавел умеет точно ставить диагноз. Пока еще он не про­явил себя умелым лекарем. Его пьесы, его статьи и выступ­ле­ния ука­зывают на то, что современная цивили­зация страдает тяжким ду­ховным заболеванием. Из всех полити­че­с­ких лидеров мира он наиболее убедительно умеет показать убогость жизни, лишен­­ной веры в сверх­природное. Он умеет показать, к какому нравст­вен­ному хаосу приводит жизнь, лишенная морального авторитета. “Мы переживаем глубокий и не имеющий себе рав­ных в истории человечества разрыв в отно­шени­ях с Богом,” — го­ворит Гавел. В этом чешс­кий пре­зи­дент перекликается с Солже­­ни­цыным, который считает, что в основе кризиса совре­мен­­­­ного мира лежит атеи­зм как форма богопротивления. Гавел признает, что ду­ховное обновление не упадет нам в руки с небес само собой. “Это за­дача, которая ежеминутно стоит перед каж­дым из нас”. Вацлав Гавел выполняет эту задачу на мировой сцене открыто, мужественно и мудро.