Глава 14. Эта странная добрая самаритянка.

Перед вами кряжистый, с воспаленными глазами ста­рик в рваном кургузом пиджаке, какие обычно носят старше­классники. От него разит алкоголем. Запле­таю­щим­ся языком он просит денег на билет. Он рассказывает какую-то совер­ше­н­но неправ­доподобную историю. Житей­ская мудрость, естественно, подсказывает, куда скорее всего пойдут выпро­шенные стариком деньги. Мо­жет быть, лучше предложить накормить его или отвести в приют для бездомных? Но нет. Вы просто качаете головой, поглубже засовываете руки в карманы и, не ос­та­­н­а­в­ли­ваясь, проходите мимо.

Такие люди в центре города встречаются довольно часто. На душе остается неприятный осадок. Мать Тереза, Джон Уэсли или Дуайт Моуди никогда не прошли бы мимо. Они бы чем-то помогли старику, даже если бы для этого пришлось организовать специальную миссию помощи таким, как он. “За их вызывающим отвращение обликом скрывается лик Иисуса,” — так од­наж­ды сказала мать Тереза о нищих Калькутты. Сказано очень точно.

К концу дня здравый смысл ловко подавляет все остат­ки чувства вины. В конце концов, вы заняты важным де­лом. Да и невозможно удовлетворить все человеческие нужды. Есть люди, которые специально занимаются проб­лемами уличных нищих; скорее всего вы пожерт­вуете деньги для их орга­низации.

Но при всем этом остаются безответными вопросы. Что произошло бы, насколько изменилась бы об­с­та­новка вокруг нас, если бы христиане буквально восприняли недвусмысленные повеления Иисуса и поступали соответ­ственно? Как бы выглядел добрый самаритянин в большом городе Америки?”

По всей видимости, он напоминал бы Луизу Адамсон, о которой вам рассказал знакомый в Атланте. Она миссионерка, но менее всего похожа на тех, которых вам уже доводилось видеть. Она больше похожа на доброго самарянина. И вы дого­вариваетесь о встрече. Вы встре­чаетесь в невзрачном кабинете старой пресви­те­ри­анской церкви, приютившейся в тени заброшенного и обреченного на снос стадиона.

Кабинет обставлен казенной, самой дешевой мебелью. От ковра основательно попахивает. Луизе на вид около шести­десяти. У нее большой нос, крупные, крепкие зубы, рябое лицо и седые волосы. Одета Луиза в простое розовое платье, сшитое, скорее всего, в предыдущем десятилетии. Она говорит срывающимся голосом, возникает ощущение, будто она вот-вот заплачет. (Возможно, это верное ощу­ение. Позже вы начинаете считать, сколько раз она дейс­тви­тельно заплакала, и вскоре останавливаетесь на цифре тринадцать.)

Времени на все эти наблюдения у вас предостаточно, поскольку она говорит, не останавливаясь. Сорок пять минут тому назад вы задали ей самый простой вопрос, она все еще отвечает на него. Слушать Луизу все равно, что крутить ручку настройки радиоприемника. Такое впечатление, что вы все время переходите от одной радио­с­танции к другой, слушая обрывки интервью на вечные темы. Разница состоит в том, что ручка настройки в руках не у вас, а у Луизы.

“Луиза, расскажите немного о себе,”–вот ваша просьба сорокапятиминутной давности. Она начала с рождения, вспоминая свою жизнь в довольно необычных стиле и ритме, характерных для повествовательной манеры еврейского пророка древности. “Подобно Гедеону, самому малому из дома Манассиина, я была призвана от кукурузного поля, от хлопковой плантации….” Хлопковая плантация эта находилась на севере Джорджии. Там и выросла Луиза. Несколько раз она переходит на другие сюжеты, но потом вновь возвращается к теме слабого здоровья в детские годы.

“Мне еще не исполнилось и шести, когда я три раза пере­болела двусторонним воспалением легких. Очень часто к нам приходила чета чернокожих, чтобы посидеть со мной и дать возможность передохнуть моим родителям. В нашей семье не было расовых предрассудков, даже намеков. Однажды ночью одно мое легкое сложилось, глаза закатились, и никто не ожидал, что я доживу до утра. Сосед предложил выкопать для меня могилу. Но — о, чудо! — я проснулась глухой ночью, начала дышать и попросила капусты и кукурузного хлеба. Я до сих пор помню, что сказала мама. Она сказала: “Луиза, теперь ты не принадлежишь себе. Бог спас тебя для какой-то цели. Найди ее”.

Она заплакала. Воспоминания привели Луизу в глубокое волнение: “О, пути Господни так прекрасны, неисповедимы, так непостижимы”.

Вы делаете паузу, чтобы задать следующий вопрос: “Именно тогда вы решили, что призваны служить Богу?” И тут же вы узнаете о нестандартном подходе Луизы к применению Библии: “Вы знаете, что говорится в 40-й главе Исаии? “Надейся на Господа”. Эти слова стали девизом всей моей жизни. Я хочу надеяться на Господа, хочу служить Ему каждый день”. Затем Луиза пропускает в своем рассказе двадцать лет жизни и переходит к студенческим годам в Атланте.

В 40-е годы Луиза днем работала, а по вечерам три раза в неделю брала уроки в колледже. При этом она еще стала безвозмездно помогать в миссии, действовавшей в трущобах Атланты. Это были населенные чернокожими районы, носившие очень необычные названия, например, “Капустный городок”. “Я вела библейские занятия для детей–продолжает свой рассказ Луиза.- Большинство домов там были построены на сваях. Когда шел дождь, мы сметали в сторону обрыз­ган­ные кукурузные початки и забирались под дом, чтобы там продолжать занятие. Именно в это время Бог открыл мне ве­ли­кий замысел о роли миссии–служить горес­тям, печали и нужде. Но я осознавала, что мне не хватает образования. Вот почему, закончив колледж, я сразу же поступила в семинарию Южного Союза баптистов”.

Вы, наверное, понимаете, что Луиза сохраняет все старые бумаги. И действительно, она роется под столом и извлекает огромный картонный ящик с пожелтевшими газетами. Она отметила статьи, в которых образно описывались трущобы тех послевоенных лет. Луиза вслух зачитывает отрывки из этих статей: “Вот, послушайте. Три девочки. Возраст семь, девять и одиннадцать лет. Мать, проститутка, бесцеремонно привязывает их к кровати, чтобы мужчины могли развле­каться с ними. Можете себе такое представить? В те дни это были районы нескончаемого страдания. Весь остальной мир цинично делал вид, что этих районов не существует вообще. Эти части большого города были подобны тринадцатому, заблудшему колену Израиля. Это был самый обширный район трущоб к югу от Чикаго”.

У Луизы есть подробное описание социальных перемен в городе. Но это описание разительно отличается от того, что вы могли бы прочесть в учебниках по социологии. Вот, например, один отрывок: “В 1950-е годы трущобы стали нас­ту­пать на те районы города, где были расположены основные церкви. Бог взывал к нам: “Не бегите! Стойте! Я веду массы к вам”. Я однажды слышала, как чернокожий пастор упоминал о словах, которые Бог сказал Моисею на берегу Красного моря: “Стой здесь — не бойся”. Именно это возвещает сегод­ня Бог Церкви — стоять здесь”.

Но мы не устояли, и большинство из нас бежали. Поэтому во время бунтов 60-х годов восставшие стали сжи­гать эти города. Бог пожелал, чтобы Его народ снял расовые преграды, преодолел различия, распахнул двери. И если бы мы не сделали этого, за нас бы это сделали другие.

Потом, в 70-х годах, Бог сказал: “Церковь не выпол­нила того, что должна была сделать в пятидесятых и шестидесятых годах, поэтому Я направлю Духа Своего Моим путем”. Именно тогда началось движение Иисуса среди молодежи, и Дух Божий утверждал новые движения. Бог настолько далеко ушел от нас вперед, что многим никогда не догнать Его”.

Эти десятилетия Луиза всеми силами старалась не отстать от Него. Во время учебы в семинарии она вышла замуж. Ее муж стал пастором большой церкви в центре Атланты, в районе, который, как говорят в этом городе, “пере­живает перемены”. Вся община состояла из белых. Пере­мены в округе происходили очень быстро, и боль­шин­ству членов церкви это не нравилось. В общине произошел раскол по вопросу о расовой интеграции. Наконец вопрос о приеме черных в члены церкви был поставлен на собрание всей общины.

Луиза хорошо запомнила это собрание: “Я гордилась мужем и его позицией. Церковь была переполнена. Консерваторы завербовали в свои ряды десятки номинальных членов церкви, которые не бывали на собраниях годами. Мы провели тайное голосование. Большинством в тридцать девять голосов было принято решение не принимать черных в общину. Мой муж оставил пасторское служение, и мы потеряли весь доход, дом, полагавшийся нам как семье пастора, одним словом, все. И, знаете, мне кажется, что в тот день Бог оставил эту церковь. С того дня она начала умирать. Мрачные это были дни, когда казалось, что Бог покинул наш город”.

Спустя четыре года муж Лу­­и­­зы умер. Оставшись в том же районе, она жила на скром­ную зарплату, которая поступала от Совета по делам внутренних миссий Южного союза бап­тис­тов. В 1970-х она в основном работала с детьми. За неделю ее библейские классы посещало 1500 детей. Знакомясь с детьми, Луиза узнавала их нужды. Вскоре она уже распределяла еду и одежду, появлялась в роли свиде­тельницы на суде по делам несовершеннолетних, посе­щала больницы и тюрьмы. Сталки­ваясь со случаями жестокого обращения с детьми, Луиза шла к родителям и просила их разрешить детям переехать жить к ней. Она стала своего рода мамой для четырнадцати детей. “Поду­майте о мудрости Божией! Он знал, что делал, не дав мне собственных детей. Были бы у меня дети, у меня не было бы времени заниматься этими чудесными крошками.

Я никогда и не думала организовывать “офици­альное” служение. Господи! Бог просто приводил этих чудес­ных лю­дей в мою жизнь. Баптистская церковь разрешила мне исполь­зовать их помещения по выходным дням при условии, что чер­нокожие не будут приходить по воскресеньям. Однаж­ды я привела маленькую чернокожую девочку, которая только что уверовала в Иисуса. Она спросила пастора, можно ли ей при­нять крещение, и всю общину просто охватила паника. Спустя два месяца эта община переехала в Стоун-Маунтин, что в двадцати милях к востоку от Атланты.

Между тем, по каким-то причинам баптисты продол­жали поддерживать меня. Кроме того, вскоре пресвите­рианская церковь предложила мне использо­ваться их помещения. Мне дали ключи и сказали: “Луиза, вы можете приводить в нашу церковь кого только поже­лаете — черных, желтых, прос­титуток, алкоголиков, кого угодно. Разве не чудесно, как Бог открывает двери? Вы помните псалом о страшном рве и тинистом болоте? Всевышний и сейчас спасает людей из этого рва, и очень плохо, что есть церкви, которые предпочитают оставаться в стороне и не знаться с этими людьми””.

Все это время Луиза должна была предъявлять отчеты в Совет по делам внутренних миссий. Ее метод служения не вписывался ни в одну из схем, разработанных чинов­никами миссии. Она нашла свой подход, так называемый метод “Иерихонской дороги”. Служение Луизы вполне соответ­ст­вовало самоотверженной деятельности доброго самаритянина, который помог человеку, оставленному умирать на дороге, ведущей в Иерихон. “У меня не было ни совета директоров, ни комитетов — ничего подобного. Вначале я трудилась в не­по­с­ре­д­ственном сотрудничестве с местными церквами, но все они постепенно переехали из этого района. Я просто работа­ла в одиночку. Люди давали мне еду и одежду, а я расп­ре­деляла нуждающимся это добро”.

В голосе Луизы появляются нотки раздражения, когда речь заходит об организации и планировании. “Как можно что-то планировать в служении “Иерихонской дороги”? Вы просто идете по дороге и ищете несчастных и нуждаю­щихся. Может случиться, что придется идти до самого рассвета… Невоз­можно планировать человеческие беды. Они обрушиваются без предупреждения, как смерч. А пос­коль­ку я занимаюсь этим уже столько времени, многие из этих людей часто обращаются ко мне прежде, чем поз­во­нить в полицию или пожарникам. Вам не кажется, что мы очень уж усложнили миссионерскую работу? Нужно просто жить для Бога и любить тех, кто вас окружает. Сам Гос­подь определяет, как пройдет мой день. И в конце каждого дня мне хочется упасть на колени и воспеть Ему хвалу”.

Пресвитерианская церковь, в конце концов, тоже зак­рылась после того, как численность ее общины сокра­ти­ла­сь до нескольких десятков человек. Руководство обратилось к Луизе с просьбой не покидать их, и пользо­вать­ся церковными помещениями в надежде, что ее присутствие предотвратит акты вандализма. Она фактически переехала жить в здание храма. Там Луиза вела библейские классы, там она учила матерей-одиночек, давала приют бездомным. Некоторое время спустя в этот район переехало несколько молодых христиан с не угасшим чувством веры и совести. Церковь вновь ожила. “Вот видите, — торжествующе говорит Луиза,–Бог не покидал этого места! Он все время пребывал здесь”.

Вы слушаете рассказы Луизы до вечера. Солнце уже опус­ти­лось за деревья, вы тронуты и взволнованы ее испо­ведью и все же не совсем ясно представляете себе, как же Луиза проводит свое время. Что, например, прои­зошло вчера или сегодня? Может быть, она просто просыпается ут­ром, а потом ждет, пока зазвонит телефон? Вы преры­ваете Луизу и задаете ей этот вопрос.

“Утром? Нет, нет, обычно он звонит ночью. Итак, вче­ра.… Ну, да... Вечером мне позвонила одна мать, с которой я работаю. Я сразу же поехала к ней и увидела, что она сидит на полу с израненным лицом. Муж опять ее побил. Рядом на полу стоял большой флакон с лекарством. Эта женщина сказала, что весь день боролась с искушением выпить все содержимое флакона. В соседней комнате , надры­ваясь, кричали дети. Я привезла с собой кое-какие продукты. Мы приготовили поесть, успокоили детей, потом часа два вместе убирали дом. Некоторое время спустя мы уже вместе пели гимны.

Приехав домой, я больше не была в состоянии что- либо делать, на меня навалилась жуткая усталость. Около полуночи снова зазвонил телефон. Три старушки ока­зались на три дня запертыми в квартире без еды. Моей первой реакцией было: “Господи, я устала. Я хочу спать”. Но Иисус сказал, что мы должны любить ближнего как самого себя. А ведь если бы в этой квартире оказалась запертой моя мать, я хотела бы, чтобы кто-то ее накормил немед­ленно. Поэтому я сразу пое­хала за продуктами. Они жили на третьем этаже. Поднимаясь по лестнице с пакетами и преодолевая первые два пролета, я чувство­вала себя смертельно уставшей. Но где-то на уровне второго этажа я ощутила новый прилив сил, будто Сам Бог дал мне энергию. Я вошла и провела три часа с этими чудесными старушками. Мы устроили пир среди ночи. Я вернулась домой такая возбужденная, что долго не могла уснуть”.

А не боится ли она “перегореть” на таком служении? “Да, конечно, я устаю. Когда становится невмоготу, я на недельку уезжаю на одну ферму в северную Джорджию. Но Иисус говорит, что, прежде всего, нужно искать Царства Божьего, и все остальное приложится. И вы знаете, это именно так. Иногда происходит что-то такое, что просто выбивает меня из колеи, просто опускаются руки. В прошлом году мой дом ограбили трижды. Обычно я знаю, кто это делает–подростки, которым нужны деньги на наркотики. В последний раз это были двое мальчишек, которым я много лет пыталась помочь. Конечно же, мне удалось их разыскать. Я сказала им, что не собираюсь заявлять в полицию и спросила, могу ли я помолиться за них. Мальчики были просто потря­сены. Мать одного из них рассказывала мне позже, что сказал ее сын: “Никак не поймешь эту миссис Адамсон. Я граблю ее дом, а она приходит ко мне с кучей еды и с Библией. Ничего не пойму”. Ну, не чудесно ли! Попади он в тюрьму, он вернулся бы оттуда совершенно испорченным, и тогда никакими силами не удалось бы обратить его к Иисусу. А теперь он думает о Господе постоянно”.

Луиза вновь заплакала. Успокоившись, она расска­зывает следующую историю об одном из своих приемных детей. В настоящее время согласно решению суда по делам несовершеннолетних она является официальным опекуном над двенадцатью детьми. И вы слушаете эти истории, пока солнце не уходит за горизонт. На улице зажигаются фонари и уже пора возвращаться домой. Вы прощаетесь с Луизой, она молится, чтобы вы благополучно вернулись домой. И уже на улице вы сталкиваетесь с одним из тех четырнадцати детей, кото­рых воспитала Луиза.

Девушку зовут Файя. Услышав, что вы провели полдня с ее любимой наставницей, она начинает говорить. Взвол­нованно, в точности как сама Луиза. “Какая женщина! Я молюсь каждый день: “Господи! Научи меня быть похожей на Луизу. Научи меня любить людей и не быть такой эгоисткой!” Когда меня забрала к себе Луиза, мне было шесть лет. Я не знала, что такое любовь. В нашей комнате газ и свет были отключены. Отец был в тюрьме. Однажды, чтобы согреть­ся, мы развели костер, и мой младший брат сильно обгорел. Тогда Луиза попросила нашу мать разрешить ей забрать меня к себе. Впервые в жизни рядом со мной был человек, который не боялся прикоснуться ко мне, обнять меня. Луиза говорила, что самое главное в этой жизни состоит в том, что Иисус любит меня. Она же просто, от всей души служит Господу, служит Иисусу. Бывало, Луиза будила меня в три часа ночи и гово­рила: “Вставай, дорогуша, нам нужно ехать”. Добравшись до машины, я тут же ложилась на пол пикапа и досыпала, пока Луиза добиралась до людей, у которых только что сгорело жилье.

У меня есть старшая сестра. Тринадцать лет тому назад она ушла из дома, амбициозно заявив: “В жизни не вернусь в это оставленное Богом проклятое место”. Сестра хотела быть богатой. Она вышла замуж за парня, который, как она думала, сделает ее жизнь счастливой и состоят­ельной. Ничего из этого не вышло. Ее дети живут здесь и полностью зависят от наркотиков. Однако, наверное, самое главное, чему меня научила Луиза–это то, что Бог не оставил это место. Нет, нет. Он здесь”.

_____________

Безусловно, Луиза — странный человек. Ее дом хорошо вписывается в ту обстановку, где она служит. На веранде громоздятся друг на друге старые диваны в ожидании того вре­м­ени, когда их заберут нуждающиеся. Потрепанные автомо­били выстроились перед домом. Скоро их раздадут бедным семьям. Луиза не подходит ни под какую известную вам категорию служителей или социальных работников. У нее нет ни сотрудников, ни разработанных программ. Она не выдает жертвователям квитанций, позволяющих списать сумму пожертвования с подоходного налога (хотя полу­ченные ею квитанции она бережно хранит). Если попросить Луизу представить пятилетний план или хотя бы план на пять дней, она посмотрит на вас непонимающим взглядом. Она говорит, что должна оставаться свободной, чтобы иметь возмож­ность прислушиваться к Духу Божьему. Просто каж­дый­ день с утра Луиза просит Бога открыть новые возможности для служения ему.

А тем временем в университетских кабинетах социо­логи анализируют цикл зависимости подкласса. Урбанисты разра­ба­тывают программы, которые должны способство­вать разрешению проблемы трущоб. Созданные пра­вительством специальные группы исследуют проблемы наркомании и бездомных. Эти программы поглощают миллиарды долларов. Пройдет немало лет, пока они нач­нут приносить какие-то реальные результаты.

Объезжая стадион, вы сворачиваете на дорогу, веду­щую к скоростной трассе. Вы задумываетесь: если бы каж­дый христианин в Атланте откликнулся бы на призывы Евангелия как Луиза, этот город был бы совсем другим. Как жаль, что так мало странных добрых самаритян!