Глава 27. Крик в ночи.

Вскоре после падения железного занавеса Олег Горди­евский опубликовал свои мемуары. До своей вынужденной эмигра­ции на Запад он занимал (среди перебежчиков) самое высокое положение в советских органах госбезопасности. Гордиевс­кий назвал свою книгу “КГБ: история изнутри”. Он включил в нее вос­­­­­­поминания Уиттекера Чамберса и Алджера Хисса — двух основных свидетелей в серии слушаний Конг­рес­са и судебных заседаний периода 1948-1950 гг. В свое время эти судебные де­ла были настолько же широко известны, как позднее Уотергейт.

На протяжении тринадцати лет Уиттекер Чамберс был вер­ным членом коммунистической партии. В 1938 году он вне­запно вышел из нее. Чамберс назвал Алджера Хисса своим ос­нов­ным приспешником в шпионских операциях. Это было весь­ма серьезное обвинение. Дело в том, что Хисс занимал вы­со­­кое по­­ло­­­жение в госдепартаменте. Он кон­­сульти­­­­­ровал прези­дента Руз­вель­­та во время Ялтинской конференции и играл видную роль в образовании Орга­низации Объединенных На­ций. Десять лет спус­тя обвине­ния Чамбер­са сенсационным образом всплыли на слуша­ниях Конгресса и сыграли реша­ющую роль в резком взлете поли­тических карьер Ричарда Никсона, Эдгара Гувера и Джозефа Маккарти.

В суде Чамберс представил микрофильм в качестве подтверж­дения предъявленным обвинениям. В результате судьи вынесли Алджеру Хиссу обвинительный приговор. Хисс, однако, упорно настаивал на своей невиновности. В конце концов, он выз­вал широкое сочувствие к себе. Об­щес­т­­вен­ность восприни­­мала его как жертву характерной для времен маккартизма охоты на ведьм. Отсидев свой срок в тюрьме, Хисс оказался един­ст­венным юристом, которого коллегия юристов штата Масса­чу­сетс восста­новила в праве заниматься юридической практикой после обвинения в со­вер­ше­нии серье­з­­ного преступления. Сто­ронники Хисса изображали Чам­бер­са мстительным кле­вет­ником, который сломал жизнь прекрасному человеку. Какое-то время Чам­берс писал статьи для “Нэшнл Ревью”. Затем он работал редактором “Таймс,” после чего ушел на пенсию и уда­лился на ферму в штате Мери­ле­нд. Он умер одиноким человеком с подмоченной репутацией.

И вот бывший работник КГБ Гордиевский спустя сорок лет после этих событий подтвердил версию Чам­берса. По ка­ко­му-то странному капризу я решил прос­мотреть авто­биогра­фию Чамберса, которую он назвал “Свидетель”. В ней восемьсот страниц. Чамберс утвер­ждает, что написал эти воспоминания для своих детей. Он попытался в ней разъ­яс­нить свои действия, вызвавшие так много кривотолков. Меня не очень интересовали побу­дительные мотивы, заставившие Чамберса донести на Хис­са. Мне, прежде всего, хотелось по­нять, чем был обус­лов­лен его отход от коммунистических взглядов. Быть мо­жет, его разоча­ро­­вание было ранним предвестником того, что произошло с коммунистическим миром в 1990-х годах?

“Свидетель” шаг за шагом описывает жизнь Чамбер­са — вначале его путь к коммунистическим убеждениям, а затем отход от них. Как ни парадоксально, но в партии Чамберс нашел ответ на два вопроса, “которые неизменно стремится разрешить разум человека: “В чем смысл жизни?” и “В чем смысл смерти?” С боль­шим риском для жизни он возглавил подпольную шпи­он­скую резидентуру в Вашингтоне. В это время Чамберс искренне верил, что марксизм является последней великой надеждой на земле.

Отчего же рухнула эта надежда? Позже его дочь старалась объяснить, как это произошло: “Он был ярым сто­рон­ником Советского Союза. И однажды ночью в Москве он услы­шал крики. Вот и все. Просто однажды но­чью он услышал крики”.

Чамберс услышал первый крик в форме короткой газетной заметки, извещавшей о гибели Дмитрия Шмидта, генерала Крас­ной Армии, расстрелянного за преда­тельство. Поначалу Чам­берс отгонял от себя дурные извес­тия, игно­рировал все слухи о происходящих в Москве рас­правах. Но по каким-то причинам именно эта заметка о гибели одного человека заставила его усом­­ниться в поря­дочности советской системы. Чамберс понял, что убийст­вам не видно конца. “Как долго вы будете продолжать убивать людей? “ — однажды спросила Сталина леди Астор. “Столько, сколько будет нуж­но,” — ответил диктатор.

Примерно в это время Чамберс в своей балтиморской ква­р­тире любовался дочерью, сидящей на высоком сту­льчике.

“Она была самым чудесным явлением из всего, что когда-ли­бо происходило в моей жизни. Мне нравилось смот­реть, как доч­ка размазывает кашу по щекам или задумчиво бросает ее на пол. Мой взор отдыхал, когда я рассматривал нежные формы ее ушка — такие тонкие и нежные ушки. И я думал: “Нет, эти ушки не могут возникнуть вследствие случайного соединения ато­мов в природе (как утверждали коммунисты). Они могли поя­виться, точнее, быть созданы лишь по необы­чайному и непостижимому замыслу”. Эта мы­сль была неожидан­ной и не­желанной. Я тут же отогнал ее. Но забыть и пре­одолеть ее в себе так и не смог… Я не пони­мал тогда, что в тот мо­мент перст Бо­­­жий обратился в мою сто­рону”.

Решительный поворот произошел, когда Чамберс, нако­нец, признал, что всякий человек, будь то его дочь или ге­не­рал Крас­ной Армии, должен иметь душу. Каждая лич­но­сть обладает неотъ­емлемой и от рождения присущей ценностью, которая дарована Создателем. В противном случае мы — лишь живот­ные и действуем согласно тем законам, которые навязываем си­лой. Материалисты отри­цали душу и возвышали разум человека.

Однако Чамберс на личном опыте, как бы изнутри, увидел, к каким результатам приводит мировоззрение, “осво­бож­де­нное” от идеи Бога. “Человек не способен орга­низовать свой мир без Бо­га; без Не­го человек может построить мир, который заведомо будет против человека. Газовые камеры Бухен­вальда и жуткие акты насилия, практи­ковав­ши­еся в ком­му­ни­стических зас­тенках перво­начально появились в разуме человека”.

Наконец, Чамберса поразила еще одна мысль: “Это зло, абсолютное зло. И я — часть этого зла”.

Позднее, читая “Отверженных” Виктора Гюго, он был пора­жен верованием, которое совмещало, казалось бы, абсо­лютно проти­воположные понятия — христианство и револю­­цию. Роман представил ему в реальных образах воз­мож­­ность рево­лю­­ции, не принесенной из­вне, на штыках, но рево­лю­ции, кото­рая возникает из­нутри; рево­люции, кото­рую совер­ша­ют христиане, жерт­вуя своим бла­гом в пользу бед­ных, обездоленных, умирающих. Революции, обра­щенной к одиноким детям, к несчастным, прозя­бающим в тру­щобах парижского дна. Взгляды Гюго, писал Чамберс, “не под­хо­дили ни под какие из известных мне мерок. Они не соответст­вовали также христианским меркам окру­жающего меня мира. Но они в полной мере соответс­тво­вали моим внутренним убеждениям”.

Затем был журнал Джорджа Фокса и ненавязчивое общест­во квакеров. Они учили Чамберса молиться, открыли этому человеку среди прочих добродетелей одну из важ­ней­ших в христианстве — смирение. Чамберс подолгу размышлял над мыслью, которую он прочел у Шарля Пегю: “Самым компе­тентным свидетелем сущности христианства может быть лишь грешник и никто иной за исключением, может быть, святого”. Уиттекер Чамберс видел и тех, и других, и пришел к твердому убеждению, что христианство заключает в себе истину.

Чамберс умер в 1961 году — одиноким и подоз­реваемым всеми человеком. Название его книги как-то странно перек­ликается с книгой Пежу. Воспоминания Чамберса пылятся на биб­лиотечных полках. Вплоть до выхода в свет книги Горди­ев­ского средства массовой информации очень редко упоминали имя человека, которому они уделяли так много внимания сорок лет тому назад.

Читая книгу Чамберса, я как-то не могу отогнать от себя мысль, что он послужил своего рода предтечей явления, которое спустя много лет наглядно проявилось по всему миру. Конечно, огромную роль в тех масштабных переменах сыг­рала эконо­мика, но ее недостаточно, чтобы объяснить эти тенденции. Ком­мунисты Восточной Германии, Латвии, Рос­сии и даже Алба­нии и Болгарии отошли от мировоззрения, за которое раньше готовы были отдать жизнь.

Почему? Вначале они услышали крик в ночи. Невоз­можно было заглушить голос одиноких пророков, которые подобно Сол­женицыну вопияли в пустыне. Наконец, и сами власти вы­нуж­дены были признать банкротство системы, которая осно­вы­валась на видении мира без Бога, на одном лишь «Человекобоге».

Сорок лет назад Чамберс написал следующие слова:

“Политическая свобода в том смысле, как ее знает западный мир, есть лишь политическое прочтение Библии. Говоря о кризисе коммунизма, нужно, прежде всего, вспом­нить, что ему не удалось освободить от Бога находящихся под его властью лю­­­дей…. Экономическая проблема занимает далеко не централь­ное место в нашем веке. Это отно­си­тель­ная пробле­ма, и ее можно решить относи­тельными путями. Цент­ральной же проблемой нашего века является вера. Западный мир не ведает о ней, не обладает ею, но уже готов дать ответ, но лишь в том смысле, что вера Запада в Бога и сво­боду ни­­чуть не меньше веры ком­мунизма в Человека”.

По всей планете убежденные коммунисты утрачивают веру в возможности человека. Может быть, они подобно Чам­берсу сделают еще один шаг и вернутся к вере в Бога? А, воз­­мож­но, про­­изойдет и самое невероятное — может быть, они помогут и Западу вновь обрести эту веру?